Арбатская излучина
Авторы: Ирина Гуро
Жанр: Советская классическая проза
Цикл: Современный городской роман
Формат: Полный
Всего в книге 127 страниц. Год издания книги - 1979.
Книга Ирины Гуро посвящена Москве и москвичам. В центре романа — судьба кадрового военного Дробитько, который по болезни вынужден оставить армию, но вновь находит себя в непривычной гражданской жизни, работая в коллективе людей, создающих красоту родного города, украшая его садами и парками. Случай сталкивает Дробитько с Лавровским, человеком, прошедшим сложный жизненный путь. Долгие годы провел он в эмиграции, но под конец жизни обрел родину. Писательница рассказывает о тех непростых обстоятельствах, в которых сложились характеры ее героев.
Читать онлайн Арбатская излучина
I
«Человек за бортом!» — ему показалось, что он произнес это вслух, и он пугливо огляделся. Но никому не было до него ровно никакого дела. Люди проходили в одиночку, парами, веселые или хмурые, смеясь или переговариваясь. Никто не слышал молчаливого вопля. Никто не спешил на помощь.
Ему пришло в голову, что если бы он действительно тонул где-нибудь в море или речке, уж наверняка объявился бы кто-нибудь, враз скинул бы пиджачишко и бросился в воду. Он даже прикинул про себя, кто бы мог оказаться таким доброхотом. Вон тот, молодой, с упругой походкой спортсмена, в желтой рубашке? Он, правда, поглощен своей спутницей, но, может, и вдохновился бы ее присутствием… Или вот еще: здоровый бугай, ишь как размахался ручищами! Этому запросто… А может, и вовсе не так. И кинулся бы какой-то, на кого вовсе не подумаешь. Какой-нибудь хлипкий. Очкарик. Мало ли бывало?
Что за ерунда лезет в голову!
Однако же странно, если вдуматься: раздается крик «Человек за бортом!». Кто-то среагирует. На худой конец хоть спасательный круг кинут. Но современный человек чаще тонет вовсе не в водной стихии. Тысячи причин могут ввергнуть его в отчаяние, привести на край гибели. Он, может быть, в большей опасности, чем оказавшись среди бушующих волн. И что? А ничего. И он не разомкнет губ, чтобы крикнуть: «Братцы! Да помогите же! Пропадаю!» И не явится никто его спасать, да и не узнает ничего. Мудрено ворваться в душевный мир человека, захлопнутый крепче и хитрее, чем часовой механизм или какое-нибудь другое устройство.
Мысль его отдалялась и все же возвращалась к его собственным бедам. Кто и чем может ему помочь? Приговор, вынесенный ему, не подлежит кассации.
Убийцу и того судят по закону. И адвокат там какие-то слова выговаривает, и судьи еще крепко посовещаются, прежде чем размахнуться… А с ним просто! Удар наотмашь — и нет человека! Нет полковника Ивана Петровича Дробитько, прошедшего войну с первого дня до последнего, — еще разгром Квантунской хватил! А кто есть? Отставленный вчистую из армии, пенсионер в пятьдесят четыре года, потерявший вкус к жизни.
Слова, сказанные тихим, спокойным голосом молодого бородатого врачишки, колокольным языком бились в нем: «Какая может быть работа? Заимейте участочек и копайтесь в земле. Без забот и на воздухе…»
Благодушие, с которым ему был преподан совет, подняло в нем такую злость, словно именно в этом бородаче коренились все его напасти. Словно тот наслал на полковника Дробитько болезнь, увел его жену, испортил его сына… Да еще вдобавок обрек на слом милый его сердцу старый домишко в Марьиной роще. «Спасибо. Это не по мне!» — ответил он врачу, имея в виду его рекомендации. Но естественно, не был понят. «Как знаете. Мне это до лампочки», — не ответил бородач, но сделал такое движение…
И полковник медленно вышел из ворот госпиталя. Трамвайные рельсы вели в обе стороны, но все равно — никуда. И он не стал садиться в яркий и звенящий трамвай, остановившийся прямо перед ним. Как будто веселый вагончик не предназначался для таких, как он. А пошел отмеривать пехотным шагом до самого бульвара. И тут сел на скамейку просто потому, что попалась свободная.
Иван Петрович закрыл глаза. Только на минуту закрыл, а увидел многое…
Он проснулся среди ночи.
Поднялся с постели рывком, потянулся, с хрустом разминая плечи, разведя руки, и, хотя окна еще были закрыты ставнями, он почувствовал, что там, за стенами дома, произошло что-то важное и даже необходимое ему, о чем он знал уже ночью, когда начался снегопад, несильный, медленный, тени его скользили по занавескам монотонным движением, от которого он тут же снова уснул и, засыпая, блаженно подумал: «Скоро, скоро…»
И все же не ожидал, что так скоро. В коридоре перед уже затопленной печкой сидел на корточках и грел руки лесник, подбористый, коричневый лицом, вовсе не похожий на традиционного лесника: безбородый, молодой, с веселыми темными глазами.
А слова-то прозвучали какие! Трубные слова! А в общем — самые обыкновенные, много раз слышанные, но каждый раз по-новому волнующие: «Пойдем хозяйку добывать, есть берлога». «Откуда же знаешь, что именно «хозяйку»? А может, там «хозяин»?» — спросил Иван, отлично понимая, что лесник зря не скажет, а только хотелось подробней, точнее.
И лесник тоже понял Иванову хитрость, когда начал со смаком, неторопливо рассказывать, что по всему видать — «хозяйку»:
— Эти норовят — в самую трущобу, уж она коль заляжет, так в такую глухомань, куда и подступу нету. И яму не в пример большую отроет. А вокруг коряг валяется, словно бригада целая корчевала! — Лесник с нажимом добавил: — Такую выследить — это не то что молодого. Тот тяп-ляп погребет лапами, повыворотит еловые корни да завалится под ними. Кое-как. Словно пьяный под забором. Нет, Иван Петрович, здесь не то!
Лесник долго еще говорил, и хотя Дробитько понимал, что тот набивает себе цену, и знал его как бахвала — слушал с удовольствием, вспоминая, как осенью стреляли медведя в овсах с «лабаза» — помоста на дереве, и как лесник, спустившись, рогатиной добил подраненного, вздыбившегося зверя.
И все же то была не настоящая охота. А вот сейчас… Идти на берлогу зимою, поднять зверя, именно поднять — это совсем другое, чем его дожидаться!
