Когда господин Лейн перевёл «Тысячу и одну ночь», он не удовлетворился одним переводом арабского текста: он увидел, что описываемые там нравы и идеи требовали комментирования, чтобы быть понятными неподготовленному читателю. Поэтому в конце каждой главы своего перевода он давал серию пояснительных заметок, которые часто достигали размеров обстоятельного очерка об основных чертах магометанской жизни.
Эти комментарии издавна признавались востоковедами наиболее полным описанием тогдашнего арабского общества или, скорее, тех условий жизни и границ ментального горизонта арабов, персов или греков, но всё же магометан, которые в целом определяются как «арабские» условия и границы. Однако расположение этих пояснений, разбросанных по трем объемистым томам и привязанных к сказкам, которые они поясняли, а потому не имеющих стройной системы, затрудняло обращение к ним и делало почти невозможным последовательное чтение.
Часто высказывалось мнение, что основные пояснительные заметки, организованные в естественной последовательности были бы полезным дополнением для научной и обычной библиотеки. Выход нового издания «Тысячи и одной ночи» стал подходящим случаем для обсуждения этого проекта. В итоге дискуссии и появилась настоящая книга.
Моя задача как редактора была проста. Я отказался лишь от тех заметок, которые не представляли ценности вне главного труда — замечаний по языку, например, перевода на английский язык собственных имен, встречающихся в «Арабских ночах»; определения вероятной даты написания сказок, других замечаний, неразрывно связанных со сказками. Остальной материал я упорядочил в серии глав, преобразуя короткие замечания в более подробные и придавая им по возможности единый стиль повествования. Внеся языковые изменения, которых требовало отделение заметок от относящегося к ним текста, попутные поправки в пунктуации и незначительные уточнения произношения восточных имен в соответствии с самым последним методом моего великого дяди, я оставил заметки в том виде, в каком они появились в издании 1859 года. Убежден, что сделанные мною незначительные изменения одобрил бы сам автор. Помимо нескольких примечаний, выделенных в квадратные скобки, в новом и очень подробном указателе (в котором поясняются арабские слова), а также списка цитировавшихся ученых и их работ, я не присовокупил ничего личного.
Право автора на книгу, возможно, будут оспаривать на том основании, что значительную часть заметок составляют личные воспоминания господина Лейна о его пребывании в Каире в начале нынешнего столетия. Однако, по сути, содержание книги охватывает Средневековье. Заметки преследуют ту же цель: объяснить условия жизни и общество такими, какими они были в то время, когда «Тысяча и одна ночь» приобрела вид нынешнего сборника.
Опираясь на разные источники, господин Лейн датировал редакцию книги в такой композиции примерно концом XV века. Соответственно большую часть этих заметок представляют собой выдержки из произведений наиболее известных арабских историков и прочих писателей позднего Средневековья. Это — Ибн аль-Джаузи (ум. в 1256 г. н. э.), аль-Казвини (1283), Ибн аль-Варди (1348), Ибн-Халдун (1406), аль-Макризи (1441), ас-Суюти (1505), которые знали арабское общество как раз в эпоху, описанную в «Тысяче и одной ночи». Большинство произведений этих авторов не были опубликованы, когда писались заметки господина Лейна. Он цитировал выдержки из рукописей, находившихся в его собственности. Некоторые из этих произведений до сих пор не опубликованы, и, хотя многие из них печатались в «Булак пресс» и других издательствах, поразительно, как мало ими пользовались европейские учёные.
К записям этих средневековых писателей господин Лейн добавил результаты собственных исследований. При этом его нельзя обвинить в каком-либо анахронизме: ведь арабское общество, в котором жили Саладин, Бейбарс и Хаит-бей и которое столь обстоятельно описали местные историки, сохранилось почти неизменным до эпохи Мухаммеда Али, когда господин Лейн провёл много лет в тесном общении с жителями Каира. Жизнь, которую он наблюдал, была такой же, какой она описана аль-Макризи и ас-Суюти.
Чисто мусульманское же общество, в котором господин Лейн предпочёл находиться, было по духу, обычаям и по существу тем же обществом, которое некогда гордилось пребыванием в своих рядах Харуна-ар-Рашида, Джафара аль-Бармеки и Абу-Новаса. Преемственность арабской традиции практически не прерывалась почти с образования халифата до нынешнего столетия, по крайней мере, в таких метрополиях ислама, как Каир, Дамаск или Багдад.
Европейское влияние старается подорвать эту традицию. Каир уже долгое время пытаются сделать вульгарным Парижем вместо того, чтобы сохранить как живописный город аль-Мо'изза и Салах-ад-Дина. Прилагают усилия для того, чтобы предать забвению его традиции в период расцвета ислама и его благородных героев эпохи Крестовых походов.