Планета волновалась. Планета бурлила. Бурлила целых две недели. И виноват в этом был, конечно, доктор Бернарди, заведующий космогонической лабораторией, известный в научных и околонаучных кругах как Сумасшедший Доктор. Впрочем, его последователи и сторонники (правда, таковых было очень немного) утверждали, что он не сумасшедший, а просто гений и потому, как все гении, выглядит в глазах современников безумцем.
Так вот, этот самый Бернарди, он же Сумасшедший Доктор, независимо от того, был он гением или нет, с удивительным постоянством — каждые шесть-семь лет — потрясал научный мир какими-либо сумасшедшими открытиями или теориями, так что официальная наука давно уже (и очень недобро) косилась на Бернарди. Начал же он это выделывать с того самого времени, как получил кличку Сумасшедшего. А получил он ее более сорока восьми лет назад, когда после пари с каким-то поэтом-неонеонеоромантиком, ныне уже покойным и забытым, сначала теоретически, а затем опытным путем доказал отсутствие существования атомов. Был большой скандал. Сначала Бернарди просто не восприняли всерьез. Но потом съехавшиеся к нему в лабораторию светила науки ознакомились с математическими выкладками и обнаружили, что оные выкладки логически неопровержимы. А затем Бернарди пригласил их посмотреть в специально сконструированные им микроскопы. Микроскопы эти по идее ничего особенного собой не представляли, а должны были лишь более четко показывать атомы. Но когда светила заглянули, атомов действительно не оказалось. Почему тут никто не сошел с ума (Бернарди, конечно, не в счет) — это науке до сих пор непонятно. Может быть, потому, что Бернарди все время бегал вокруг, суетился, тараторил — этакий невероятно активный маленький сухонький старикашка, — а ему уже тогда за сто было. Словом, никто не умер и не свихнулся. Но многим было плохо. Одно светило — ныне уже тоже покойное — близкий (когда-то) друг Бернарди, рассказывают, откинулся назад и жалобно так говорит: «Реджи (Бернарди Реджинальдо звали), Реджи, — говорит, — а ведь их действительно нет». — «Естественно, нет. Разумеется, нет, — скороговоркой, как всегда, нахально отвечает Бернарди, суетясь вокруг него. — Раз я говорил, что их нет, значит, и не должно быть». — «Но ведь мы же их раньше видели!» — так же жалобно пытается возразить светило. «Обман зрения. Обман зрения», — не сморгнув глазом, отвечает Бернарди.
Короче, открытие это наука так и не признала, но и опровергнуть тоже не смогла. Было зато много криков: «Он отрицает атомистику! Он отбрасывает нас в средневековье!» — «Отнюдь, — ехидно посмеивался Бернарди, — отнюдь! Эвариста Галуа и Циолковского официальные ученые считали просто психами! По поводу конечной Вселенной Эйнштейна тоже возмущались! А ваша Парижская академия запрещала метеориты! Вся ваша официальная наука погрязла в академизме!»
С тех пор Бернарди и измывался над этой наукой, так что даже регулярно раздавались требования «принять к нему меры».
Вот и сейчас — научный мир Земли (да и вообще все человечество) лихорадило. Лихорадило потому, что Бернарди объявил о новом грандиозном открытии. Объявил, да еще и добавил, что это, видимо, самое большое его открытие после закрытия атомов.
Землю трясло две недели. Затем перестало. Наступила абсолютная тишина. Наступила потому, что в этот день Бернарди делал доклад.
В огромный зал, где он решил выступить, съехались со всей планеты признанные авторитеты науки. Съехались и забили собой весь зал до отказа. У всех было твердое намерение — разгромить наконец этого Сумасшедшего Доктора (намерение это появлялось у них всякий раз, как только Бернарди заявлял о своем очередном открытии, но всякий раз оно почему-то не осуществлялось).
Наконец на сцену выбежал Бернарди. Выбежал и тотчас же принялся развешивать плакаты, заставляющие вспомнить школьные уроки биологии и генетики. На плакатах были изображены клетки — самые обыкновенные клетки: с ядром, цитоплазмой и оболочкой, — а на одном даже делящаяся амеба. Светила из зала с явным интересом следили за Бернарди. В рядах стали высказываться предположения относительно темы открытия.
Бернарди расправился с плакатами и, бегая, как всегда, по сцене, затараторил:
— Итак, коллеги, я начну. Я не стану вас томить и потому перейду к самому главному: к сущности моего открытия. Сущность эта заключается в том, что наша с вами планета Земля — вовсе не планета! — И при этом Бернарди почему-то ткнул рукой в плакаты.
Зал потерянно молчал, тупо уставясь на плакаты и пытаясь, с одной стороны, осознать слова Бернарди, с другой — как-то связать их с тем, что было на плакатах изображено.
Некоторое время в зале стояла удивленная тишина. Зал смотрел на сцену, Бернарди, напротив, на зал. Наконец Сумасшедший Доктор словно проснулся и, опустив руку, промолвил:
— Ага. Я догадываюсь, уважаемые коллеги, что вы меня недопоняли. Хорошо, поясню. Сущность моего открытия в том, что наша планета Земля вовсе не является планетой, а является клеткой. Обычной клеткой — вот такой, как на этих рисунках… — И он снова ткнул в плакаты рукой.
— И это все? — пришибленно спросил кто-то из зала.
