Сначала надо сказать, чем эта книга не является. Она не является сочинением по теории консерватизма и консервативной политике. Она не является сочинением по истории консерватизма. Она также не представляет собой консервативный проект по изменению российской политики или российской жизни. Как ни странно, она вообще не о консерватизме.
Это книга о жизни, точнее, это книга социолога о современной жизни, направление которой пробуждает в каждом видящем и думающем большую тревогу и делает актуальным консервативный взгляд на мир и на эту жизнь.
Конечно, надо кратко объяснить, что такое консервативный взгляд. Согласно старому разделению, есть консерваторы и есть традиционалисты. Традиционалисты — это те, кому не по душе быстрые изменения, и они хотели бы побольше пожить в комфорте привычного и устоявшегося. Традиционалисты — жертвы привычки. Консерваторы — это те, кто убежден в неправильности происходящих изменений и хотел бы их скорректировать или вообще сдержать их быстрый бег. Консерваторы — жертвы убеждений. Их можно назвать жертвами потому, что все их старания удержать важные для общества ценности, сохранить ключевые институты, не считать неравное равным, белое — черным, черное — белым, не впасть в пагубный и размывающий все порядки релятивизм — эти старания, как показывает опыт истории, обречены. Консерваторы в конечном счете проигрывают, хотя потом все понимают, что они были правы.
Несмотря на это, консервативная политика необходима и неизбежна, потому что даже самому опьяненному и восторженному движению всегда нужна некая контрольная инстанция — своего рода внутренний отец, который остановит, одернет, предостережет. Эта роль консерваторам по плечу. Что консервативная политика действительно может — это если и не изменить направление движения, то предостеречь и удержать от роковых шагов, продемонстрировав парадоксальность, а иногда просто абсурдность образов будущего, к которому стремятся прогрессисты с обоих флангов — правого и левого, то есть либералы и социалисты (коммунисты).
Консерватизм вынужден противопоставлять себя обеим этим большим политическим идеологиям и видит свою задачу часто именно в том, чтобы проскользнуть между Сциллой и Харибдой: между Сциллой социалистического эгалитаризма и Харибдой либерального индивидуализма, между Сциллой мировой революции и Харибдой либеральной глобализации. Консерватизм хочет пройти между этими страшными чудовищами, как некогда корабль Одиссея.
На самом деле то, что происходит в мире сегодня, страшнее античных мифов. Применительно к политической идеологии консерватизм — это то, что в христианской традиции именуется словом «катехон», что означает «удерживающий», то есть то, что удерживает мир от воцарения зла и анархии, спасает его от прихода антихриста. «Удерживающий» — богословское понятие, и в социологическом, и политическом контекстах мы употребляем это слово метафорически. Консерватизм — это такое понимание мира, которое подчеркивает роль вечного в преходящем и удерживает общества и государства от безудержного и потенциально самоистребительного следования очередной модной доктрине из тех, что формируются в ходе развития и преобразования приобретающих все новые маски и личины социализма и либерализма.
В этом смысле консерватизм сегодня в России очень актуален. Я назвал книгу «Апдейт консерватизма», применив сугубо современное, связанное с компьютерным сленгом словечко, чтобы показать современность консерватизма.
Л. Ионин
Справедливость и ресентимент
Вопрос о справедливом устройстве общества не сходит с повестки дня философов и исследователей общества со времен Платона и Аристотеля. Также он издавна стоит в центре политики, причем актуален он и для политиков, и для простых граждан. Интересно, что теоретики социальной жизни ответ на этот вопрос найти не могут (существует множество ответов, но нет убедительных), тогда как для простых людей это не составляет проблемы. Правда, формулируется вопрос в этих двух случаях не совсем одинаково. Для философа и другого академического специалиста он звучит так: что есть справедливость, или что есть справедливое? А для политиков и других простых людей он звучит иначе: справедливо ли это или то (какое-то решение, какая-то политика, какие-то обстоятельства, какая-то организация жизни)? В результате получается такая парадоксальная ситуация: никто (в том числе и философы) не может определить, что такое справедливость, но все (в том числе и философы) легко определяют, что справедливо, а что несправедливо.
У нас в России отличить справедливое от несправедливого и определить, насколько несправедливо наше общественное устройство, особенно легко, поскольку от других, цивилизованных, стран Россия отличается особым бесстыдством богатых. Например, даже в трудные для всех граждан кризисные годы богачи (нувориши, «новые богачи», потому что в России все богачи новые) с упоением эксгибиционистов выставляются в центре Москвы на так называемой ярмарке миллионеров. Они не только не скрывают свое богатство, свои пристрастия и вкусы (все равно, из каких соображений), но, наоборот, сознательно делают себя мишенью массмедиа, которые стараются привлечь к ним общественное внимание. Мотивы массмедиа при этом различны, мы не будем на них здесь детально останавливаться, но не последнюю роль играет и морализаторский мотив: в условиях, когда в светской идеологии господствует аморализм, а церковь не имеет достаточного авторитета в массах, массмедиа становятся единственными учителями морали. Именно здесь они прямо или косвенно апеллируют к чувству справедливости, намеренно или ненамеренно вызывая возмущение и негодование масс.
