Сиреневая чернильная резинка аккуратным кирпичиком лежала на исцарапанной крышке письменного стола, и Вавочка с удовольствием эту резинку созерцал, потому что была она новенькая, со стеклянными искрами и чёткими нестёртыми углами.
Налюбовался. Отложил сигарету на стальную линейку и принялся не торопясь, с чувством освобождать от обёртки лезвие безопасной бритвы.
Предстоящая ему работа при всей кажущейся несложности предполагала однако огромное терпение и великолепный глазомер. Хищно прищурясь, Вавочка установил лезвие и начал медленно перепиливать резинку вдоль. Малейший перекос всё бы испортил, но перекосов он избежал. Резинка была развалена на две абсолютно равные доли.
Довольный собой, потянулся к сигарете и обнаружил, что та успела обратиться на треть в цилиндрик серого пепла. Из чего их эти американцы делают? Из пороха, что ли? Бикфордов шнур, а не сигареты…
Одарив Соединённые Штаты презрительной усмешкой, Вавочка затянулся и поразмышлял, сложить ли ему теперь обе части резинки воедино или же перепиливать каждую в отдельности. Поколебавшись, остановился на втором варианте.
Перепилив, прикончил сигарету нежной затяжкой и раздавил огонёк на стальной линейке.
В бывшем детском садике стучали молотки и визжали пилы. За окном, выглядывать в которое не хотелось, урчал принадлежащий Фонду грузовичок, потому что больше урчать было нечему. Тяжкое наследие советской власти. На борту его даже сохранился фрагмент агитки: «НЕ РАБОТАЙ БЕЗ…» Без чего-то там не работай.
Вавочку не тревожили. И лишь когда резинка расчленилась на шестнадцать сиреневых микрокирпичиков, в коридоре громко, как копыта по асфальту, зацокали каблуки. Вавочка усмехнулся и исполненным достоинства мановением руки набросил на плоды своего труда писчий лист. На листе косым летящим почерком шефа было начертано: «Ареал маркетинговых исследований охватывает…» Что именно он (она?) охватывает, шеф, убегая, не дописал. Как всегда.
Тук-тук.
— Не заперто, — сухо известил Вавочка.
Дверь приоткрылась, и в чуланчик заглянуло маленькое миловидное личико, обрамлённое крупными чугунного литья завитками. В глазах — предсмертная тоска. Всё-таки звери эти директора — нашли, кого назначить куратором!
— А что?.. Нет Сан Саныча?..
Вавочка выдержал секундную паузу. Делал он это мастерски. Глядел с укоризной в упор и отсчитывал про себя: «Раз, и…» — а потом уже отвечал.
— Отсутствует, — выговорил он, как клеймо поставил.
— А когда будет?.. — совсем уже умирая, спросило личико.
«Раз, и…»
— Завтра.
Личико страдальчески закатило глаза — и кануло. Вешаться пошла, не иначе… Вконец бабу затрахали. Во всех смыслах. А не будь такой пластилиновой! Всяк что хочет из тебя — то и лепит…
Вавочка хмыкнул и вернулся к прерванному занятию.
Месяца полтора назад (очень вовремя, кстати сказать) он встретил старого, круто пошедшего вверх приятеля, и тот, даже не поздоровавшись, с ходу предложил Вавочке место маркетолога в новорождённом инвестиционном Фонде. Тут же выяснилось, что приятель (начальник управления рекламы и маркетинга) сгоряча раздул штат и вот теперь ему позарез нужно взять на работу девять человек хоть из-под земли. Вавочка, конечно, был не против, но насчёт маркетинга всё же рискнул уточнить. Слово-то он, конечно, слышал и не раз, но вот что оно означает…
Приятель, широкий, как ларёк, встопорщил усы и сверкнул лихой цыганской улыбкой. В тёмных глазах его пела удаль.
— Главное, с супермаркетом не перепутай! — изрёк он. — Посажу в чуланчике, чтобы никто его у нас не оттяпал: будешь сидеть и всем говорить, что я на телевидении… или ещё где-нибудь. А там посмотрим.
Вавочка оторопел и согласился.
Новорождённый Фонд, только что въехавший в бывший детский садик, поразил Вавочку чисто армейским сочетанием железной дисциплины и полного бардака. С девяти утра до шести вечера Вавочка сидел в чуланчике у свежепрорубленного окна, слушал, как с треском отлипают от стен плохо приклеенные обои, и говорил всем, что шеф на телевидении. Ситуацию он для себя определил грубовато, но в целом правильно: А. Фонд намерен ободрать вкладчиков. Б. Шеф намерен ободрать Фонд. Но, во-первых: ободрать по-честному, в соответствии с существующим законодательством. То есть путём рекламной кампании. А во-вторых: поделиться с сотрудниками. С Вавочкой, например.
Всё это было хорошо, но скучно, господа, скучно! Охрана выпускала из помещения только по увольнительной. Мысль о том, что шеф, надёжно прикрытый Вавочкой, пьёт сейчас водку с нужными людьми, увеличивая таким образом свои (а следовательно и Вавочкины) будущие прибыли, как-то не утешала. Слишком велик был моральный ущерб. Это что же: совет директоров в том крыле целыми днями шуршит в преферанс, а он, значит, будет смирно сидеть в чуланчике и изображать примерного сотрудника? Ну нет! Вавочка молод, но главное он уже уяснил. Главное в этой жизни — чтобы никто тебя не лепил, как пластилин. Оглянуться не успеешь — такое вылепят… И ведь лепят уже, лепят вовсю!..
И вот однажды затосковавший вконец маркетолог начал от скуки резать обломком бритвочки окаменевший ластик. Искромсал в мелкую крошку — и выбросил в корзину.