В автоматическом поезде, отправлявшемся в Аматку, Бриларс’ Ваня Эссре Два — ассистентка по информационным вопросам из компании «Эксперты Гигиены Эссре» — была единственной пассажиркой. Как только она поднялась по ступенькам, дверь за ней закрылась и поезд рывком тронулся. Ваня перехватила ручки саквояжа и футляра с пишущей машинкой и ногой пропихнула чемодан через раздвижную дверь. По ту сторону царила полная тьма. Она пошарила по стене и нашла рядом с дверью выключатель. Замерцал неяркий желтый свет.
В узком пространстве пассажирского вагона было пусто, если не считать коричневых виниловых кушеток вдоль стен да багажных полок, заваленных одеялами и тонкими подушками, тоже достаточно широких, чтобы на них можно было спать. Вагон строился для миграции, для перевозки первопроходцев на новые рубежи, но сейчас его вместительность оказывалась ни к чему.
Ваня оставила багаж у двери и посидела на каждой из кушеток — одинаково жестких и неудобных. Обивка выглядела гладкой, но на ощупь оказалась неприятно грубой. Ваня выбрала кушетку в дальнем правом углу, откуда хорошо просматривалась остальная часть вагона, и поближе к общему тамбуру. Все отдаленно напоминало оставшуюся в далеком прошлом спальню в Интернате Два: те же виниловые матрасы под простынями, тот же застоявшийся запах тел. Только тогда в комнате было полно детей и их голосов.
Она заглянула в крошечный тамбур. Единственное окно в вагоне находилось на стене справа — низкое и широкое, с закругленными краями и рулонной шторкой. При взгляде вблизи оказалось, что это не обычное окно, а белый экран, который зажегся при нажатии кнопки. Вероятно, ему следовало заменять дневной свет. К полу под экраном были прикручены стол и четыре стула. В одной из двух высоких кабинок по другую сторону тамбура располагался крошечный туалет с умывальником, в другой — небольшая кладовая с консервами и свежими корнеплодами. Все было помечено большими, легко читающимися буквами: УМЫВАЛЬНИК, КЛАДОВАЯ, СТОЛ. Здесь слабо попахивало нечистотами — то ли из туалета, то ли от контейнеров, которые ехали в голове состава.
Ваня достала чемодан и расстегнула пряжки — одна из них выглядела так, будто вот-вот оторвется. Это было пожертвование от кого-то, кто унаследовал его от другого кого-то, и так далее. В любом случае, долго он не протянет — слово ЧЕМОДАН почти не читалось. Ваня, конечно, могла подновить буквы, но тогда возникает вопрос, что случится раньше: то ли баул развалится от износа, то ли растворится, стоит Ване убрать его с глаз. Ей точно следует утилизировать чемодан.
— Чемодан, — прошептала Ваня, чтобы он хоть чуть дольше сохранил форму. — Чемодан, чемодан.
Она перевернула спинку кушетки, чтобы освободить ложе под ней, и застелила кровать взятыми с собой простынями. Им тоже скоро понадобится новая пометка.
Консервы из кладовой, видимо, предполагалось есть не разогревая. Ваня нашла ложку и сняла крышку с одной из банок. Согласно этикетке, она содержала «рагу на основе микопротеина». Под этим подразумевалась однородная безвкусная паста, которая прилипала к нёбу. Ваня одолела половину содержимого банки и поставила ее обратно в кладовую. Овощи были свежими и оказались вкуснее. Она порезала целую брюквину на кусочки поменьше и неторопливо один за другим их съела.
Вагон плавно покачивался; сквозь пол доносился ритмичный стук, и, хотя это должно было означать, что поезд движется вперед, оценить скорость не выходило. Оконный экран потускнел. Ваня посмотрела на часы на запястье; секундная стрелка застряла на одном часе и дергалась. Она забыла выполнить инструкции: ей следовало оставить часы дома или сдать на вокзале. Смотреть на часы в поезде не стоило. В пространстве между колониями механические предметы временами вели себя не так, как им полагалось, если только их не сделали из хорошей материи. С поездом, конечно, ничего не случится, но с маленькими часиками могло статься всякое. Ваня сняла их и положила в карман.
Она вернулась в основной вагон и переоделась в спальные вещи. Одежда снова становилась Ване слишком велика. Ее груди, заметно опав, начинали свисать на ребра, живот чуть выдавался уже не от жирка, а из-за дряблой кожи и вялой мускулатуры, мышцы ног стали уже не так сильны. Она знала, что и ее лицо похудело на тот же нездоровый манер — его теплый бронзовый оттенок пожелтел и поблек, отступив в тень за потускневшими глазами и волосами неопределенного мышастого тона; Ваня выглядела старше своего возраста. Ее начальница, Иллас’ Ёйдис, обращалась с ней с преувеличенной заботливостью. Это важная миссия, сказала она, поэтому не торопись>{1}. Нет необходимости спешить. Это важная миссия, которую благословил комитет. В конце концов, Ваня была в своем роде первой ласточкой.
Ваня оставила включенным потолочный свет и забилась под одеяло. Все знали, что снаружи ничего нет, кроме пустой степи: колышущаяся трава, какие-то пригорки и гребни. Отсутствие окон служило всего лишь мерой безопасности. Она попыталась забыться в покачивании поезда. Место в углу должно бы было давать чувство защищенности, однако не давало. Стены были слишком тонки — такая хрупкая оболочка между Ваней и невидимым ландшафтом, через который она проезжала.
