Андрей Малышев пришел в себя от боли. В затылке нестерпимо ныло и горячо пульсировало. Эти волны расходились по всему черепу, похожему на огромный колокол. Андрею было больно даже открывать глаза. Его очень сильно тошнило. Но, скорее всего, из состояния обморока беднягу вывела боль в ноге. Лодыжка буквально горела огнем.
Ломота там была до такой степени нестерпимой, что Малышев, не открывая глаз, громко застонал, потянулся рукой к ноге и только теперь понял, что лежит очень неудобно. Его правая нога была так вывернута в щиколотке, что Андрей сразу понял, что она сломана.
Что же это? Мысли его метались, пошевельнуться было очень трудно, а боль в ноге становилась все нестерпимее. Что же такое произошло? Он помнил, что шел к бабушке в частный сектор. Да, Андрей двигался через железнодорожные пути, потому что на прошлой неделе переулок, по которому к дому бабушки можно было подъехать, перекопали коммунальщики. Он оставил машину на дороге и пошел напрямик. С другой стороны.
Его глаза наконец-то открылись. Но причиной тому стало состояние паники, которая вдруг нахлынула на Андрея вместе с пониманием того, что он лежал на рельсах! На железнодорожных путях. Нога Малышева была зажата в переведенной автоматически стрелке и сломана. Ему было больно даже думать о ней, но он все же попытался освободить ее, вырвать, хотя бы выдрать из ботинка. Нет, подвижная часть рельса зажала ногу выше обуви. А если поезд?
Эта мысль бросила его в холодный пот, затмила разум, лишила привычного рассудительного мировосприятия. Это была даже не паника, а животный ужас, раздирающий человека изнутри, разъедающий его мозг, от которого орут и визжат даже выдержанные мужики.
Андрей закричал, попытался повернуть голову и осмотреться по сторонам. Может, рядом кто-то есть? Вдруг услышат, помогут, хоть ломом разожмут? Нет, это невозможно. Рельсы сжимает невероятная силища, чтобы поезд своим весом не смог!..
Крик получился слабеньким, едва слышным, а ведь Малышеву жутко хотелось заорать, забиться, привлечь внимание. Ведь так же просто не может быть!..
Рельсы под ним отчетливо дрожали и гудели. Андрей понял, что это идет поезд! Мама! Малышев заплакал от ужаса, бессилия и стыда. Он, тридцатипятилетний мужик, оборотистый бизнесмен, владелец сети автосервисов и магазинов запчастей, интенсивно развивающейся в Зеленодольске, непроизвольно обмочился! Андрей позвал маму, потому что находился в такой ситуации, когда обратиться больше было не к кому. Он был неверующим, иначе вспомнил бы о Господе Боге.
Как, почему, что же произошло? Мысли лихорадочно метались в голове и бились о стенки черепа. Андрей выл, как животное, он прокусил от нестерпимой боли нижнюю губу, пытаясь вытянуть сломанную ногу из стальных тисков железнодорожной стрелки. А рельсы дрожали все сильнее и сильнее. Малышев расширившимися от ужаса глазами смотрел на грузовой состав, вылетевший из-за поворота буквально в двухстах метрах от него.
Машинист еще не понял, что лежит на рельсах, и принялся сигналить. Только чрез минуту он различил очертания человека и попытался активировать экстренное торможение. Этот бледный немолодой мужик с ужасом смотрел, как приближалось перекошенное от страха лицо человека, лежащего на рельсах. Он видел широко открытый рот, из которого по трясущемуся подбородку шла слюна, не выдержал и закрыл глаза. Его буквально передернуло от скрежета стальных колес. Поезд тормозил, но было уже поздно.
Состав проехал еще метров двадцать, в последний раз скрипнул тормозами и наконец-то остановился. Воцарилась гробовая тишина, такая, какой она бывает только осенью. Ни ветерка, ни пенья птиц.
Гуров вошел в кабинет своего начальника одним из последних. Офицеры рассаживались за длинным столом для совещаний, стоявшим в кабинете у окна. Кто-то обменивался приветствиями, кто-то торопливо отключал звук мобильного телефона, кто-то лихорадочно листал ежедневник в поиске нужной информации, которую предстояло докладывать. Обычная суета утренней планерки у генерала Орлова.
Все было привычно, но сегодня в этой картине кое-чего не хватало. Рядом с Львом Ивановичем пустовал тот самый стул, на котором долгие годы сидел его старый друг и неизменный напарник Станислав Крячко. Сейчас он, наверное, уже принимал грязевые ванны и прочие процедуры в ведомственном санатории.
Орлов, собранный, чуть хмурый, закончил наконец воспитывать дежурного по управлению, который опоздал сегодня с предоставлением суточной сводки, и положил телефонную трубку на аппарат.
– Все пришли? – Он оглядел собравшихся офицеров. – Кого нет?
Присутствующие одновременно шевельнули головами, пробегая взглядами по рядам. Все посмотрели на пустой стул возле полковника Гурова.
– Кроме курортников, все на месте, – пошутил кто-то из офицеров. – Как там у Михаила Юрьевича? Печальный Гуров, дух изгнанья, летал над грешною землей, и лучших дней воспоминанья пред ним теснилися толпой.
– Так, знатоки родной литературы! – сурово изрек Орлов. – Одинокими вам оставаться совсем уже недолго. Скоро все будете тесниться толпой. Прежде чем мы начнем планерку, я представлю вам курсантов, присланных к нам на стажировку. – Орлов махнул рукой.
![Погоня [журнальный вариант]](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
