Фронтовая дорога. Декабрь. День.
Падает снег. Обожженные деревья печально возвышаются над сугробами.
Крупные снежинки плавно опускаются в воронки от снарядов.
У обочины дороги лежит труп немецкого солдата.
Пробитая осколком каска сползла набок, рядом лежит карабин.
По дороге с песней шагает рота солдат. Строй прошел и открыл в кадре легковую машину. У машины стоят и курят майор госбезопасности Вахтанг Лежава в штатском и лейтенант военной разведки Алексей Губин в военной форме.
Слышатся голоса за кадром:
Первый голос.
Рота, стой!
Второй голос.
Пусть пройдут еще раз. Но теперь лицом к нам.
Первый голос.
Рота, кругом! С песней шагом марш!
Солдаты вновь начинают движение.
Лежава.
Иваницкий, поехали!
На дорогу со снежной целины с трудом выбирается писатель Иваницкий.
Ему лет пятьдесят. Он снимает валенок и вытряхивает из него снег.
Иваницкий.
(солдатам, громко).
Тверже шаг! Выше головы! Вы идете побеждать!
Оператор.
(кричит за кадром).
Иваницкий! Свинья! Убирайся! Испортил мне кадр!
Иваницкий падает в снег. Солдаты смеются.
Оператор стоит в кузове машины и крутит ручку камеры.
Ассистент и шофер дымят папиросами.
Проходят последние солдаты и, желая посмешить друзей, Иваницкий быстро ползет через дорогу по-пластунски. Майор с лейтенантом смеются и аплодируют.
Лежава.
Артист!
Иваницкий.
(встает).
«Если актером овладевает жажда рукоплесканий, он пересаливает». Это не я – это Дидро... Друга встретил. Очень хороший фронтовой оператор.
(Кричит оператору).
Будешь в городе – заходи на чай! Только со своим сахаром!
Оператор.
Съемка окончена, спасибо!
Ассистент и шофер спрыгивают с машины и бегут к воронке.
Солдаты строятся в походный порядок.
Проваливаясь по пояс в снег, ассистент и шофер несут немецкого солдата.
Каска солдата надета на голове шофера, карабин несет ассистент.
Ассистент.
А Штюбе стал полегче... Чувствуешь?
Шофер.
Подмерз. Да и не кормят.
Салон автомобиля. Декабрь. День.
Губин ведет машину, рассказывает. Сзади сидят Лежава и Иваницкий.
Губин.
...и вот подвели Буденного к танку...
Маршал его осмотрел и спрашивает: «А где же тут лошадь запрягать?»
Иваницкий.
Ты, Алексей, допрыгаешься со своим языком.
Губин.
Это же народный юмор!
Лежава.
(зевая).
Десятка – вот и весь юмор...
Деревня Синево. Декабрь. День.
«Эмка» въезжает в деревню.
Дым над тремя-четырьмя трубами указывает на то, что жители здесь есть.
Автомобиль останавливается на центральной площади деревни.
Писатель выходит из «эмки».
Иваницкий.
Мне уже нравится. Исконная Россия, мать-родина...
А вон и сортир. Вахтанг, сколько тебе потребуется времени?
Лежава.
Полчаса.
Машина трогается, едет по улице деревни, останавливается у избы.
Лежава всходит на крыльцо избы, стучит в дверь.
Губин остается у машины.
Лязгает засов, в приоткрытой двери показывается лицо молодой женщины.
Лежава.
(строго).
Председатель сельсовета Иван Фомич Чалый здесь живет?
Женщина.
Здесь, здесь...
(Оглядывается, зовет). Ваня!..
Лежава решительно входит в избу.
Лежава.
Мне поговорить. Конфиденциально.
Женщина.
Как?
Лежава.
Без свидетелей.
Женщина.
Поняла. Сейчас, поняла.
Быстро сдергивает с гвоздя телогрейку, сбегает с крыльца.
Изба председателя. Декабрь. День.
В горнице за столом сидит хозяин, председатель сельсовета Иван Фомич Чалый, и вырезает ножом из чурки деревянную ложку.
Лежава молча протягивает ему удостоверение.
Чалый.
(читает).
«Лежава Вахтанг Самсонович, майор»...
Я так понимаю – с вещами на выход, гражданин майор?
Лежава.
Неправильно понимаешь, председатель.
Чалый.
Тогда садитесь...
Лежава садится, шляпу кладет на стол.
Лежава.
Иван Фомич, речь пойдет о важнейшей операции. Государственного значения!
Деревня Синево. Декабрь. День.
Жена Чалого Нина несмело подходит к машине.
Нина.
Откуда же будете?
(Вдруг расплывается в улыбке). Леша... ты что же – не узнаешь?
Губин.
(с интересом).
М-мм...
Нина.
В августе приезжал к нам... Или забыл? Разведывал местность...
Губин.
А-а, Нина! И вправду, не узнал... Да, это было летом.
Нина.
Пошли, я тебя молочком напою... Пошли, пошли...
Тянет его за собой по направлению по направлению к скотному двору.
Нина.
Коровенка еще жива... С чем пожаловали? Надолго?
Алексей нехотя идет за ней.
Деревня Синево. Декабрь. День.
Иваницкий подходит к забору, заглядывает во двор.
Иваницкий.
Эй, есть кто-нибудь?
Скрипит дверь. На крыльце, жмурясь от зимнего солнца, появляется старуха.
Иваницкий.
Бабушка, здравствуйте. Как живется?
Старуха.
(подозрительно).
А вы кто будете?
Иваницкий.
(весело).
А мы писатели. Пишем, бабушка, все пишем.
Старуха.
Контора пишет, а касса деньги выдает! (Хлопает дверью).
Иваницкий.
(кричит вслед).
У меня удостоверение!
(Читает). «Иваницкий Георгий Иванович. Спецкорр». Вас звать-то как?
Старуха.
(высовывается на мгновенье).
Марфа Семеновна!
Иваницкий.
(поднимает глаза к небу, с выражением).
«И старуха Марфа Семеновна, сыновья которой сейчас воюют, подошла к героине, дала ей лапотки и тихо сказала: „Держись, дочка...“
Слабо. Мало фактуры!
(Достает блокнот, записывает). Марфа Семеновна – значит, Марфа Семеновна.
Изба председателя. Декабрь. День.
Продолжается разговор Лежавы с хозяином.
Чалый.
Ну, положим, деревню немцам сдадут, хотя с чего бы ее сдавать?
