А.А.А.Е.

— Ура!

— Еще раз.

— Ура!

— Еще раз.

— Ура!

— Качать Виктора!

— Тише, черти! Ребра сломаете.

— Ура! Ура! Ура!

Ух! Чуть не до самого потолка. Руки молодые, сильные. Подбросят, так держись. Знал комсомол, кого дать во флот. Таких молодцов отобрал, что любо. Один к одному. Здоровые! Крепкие! Стройные!

Взлетает Виктор кверху. Смеется.

— А ну, повыше!

И повыше неплохо. Фу ты! Даже сердце замирает. Привыкай, Виктор. А если на мачте, да в бурю?

Крепко комсомольское сердце. Руки качавших устали. А сердце не устало.

— Ну, будет с тебя!

Опустили на землю. Тесным кольцом обступили. Радостно смеются, улыбаются молодые задорные лица.

— Так через неделю, говоришь?

— Через неделю.

И опять:

— Ура!

Читатели народ нетерпеливый. Им нужно знать: а что, а почему, а зачем? Вот и сейчас. Наверно, уже не терпится.

— А почему ура кричат?

— А зачем качают?

— А кого?

Надо объяснить, ничего не поделаешь.

Ура кричат потому, что судно «Товарищ» через неделю уходит в кругосветное плавание.

Качают, конечно, не затем, чтобы печенки вытрясти, а затем, чтобы выразить свое удовольствие тому, кто эту новость сообщил.

Качают товарища Виктора, молодого штурмана.

Удовлетворены? Ну, так отправимся дальше…

…самое лучшее, по Неве, пароходом.

Когда крикнут:

— Морской канал.

Тогда вылезать надо.

Сразу удивитесь. На Неве судов много, а здесь еще больше. На Неве суда большие, а здесь огромные. Все, что не может влезть в Неву, влезает в морской канал.

Грязные закопченные купцы глотают ненасытными глотками тысячи тонн груза. Чистые, еще мокрые от недавнего мытья пассажирские пароходы любезно подставляют ладони своих сходней под ноги людей иностранного вида. Угрюмо смотрят куда-то вдаль, покрытые чехлами, орудия военных судов.

На берегу суетня и крики. Скрип гигантских подъемных Кранов. Говор сотен людей на сотнях наречий.

Достаточно грязно. С непривычки и грязь, и груды тюков и ящиков мешают найти дорогу. Да и различить нужное вам судно среди массы похожих друг на друга кораблей не так-то легко.

Но сегодня ведь вы ищете совсем особое судно. Вы ищете судно «Товарищ», на котором юные моряки отправляются в свое первое кругосветное плавание.

Его вы найдете сразу. Вон там, где собралась толпа. Где реют красные флаги. Где гремит музыка.

Вам покажется, что здесь собрался весь Ленинград. И вы не ошибетесь.

Кроме Ленинграда, есть тут и представители других городов. В проводах судна «Товарищ» принимают участие многие районы республики.

Виктор волнуется.

Виктор должен произнести ответную речь. Он внимательно вслушивается в слова ораторов. Сколько теплоты, сколько любви! Вот этот старый рабочий. У него есть сын на этом судне. Но он думает не только о своем сыне. Он думает о всех. Он всех называет:

— Сынки наши! Молодцы наши!

Молодцы волнуются не меньше Виктора. Сердца, как птицы, бьются под матросскими фуфайками.

Шутка сказать. На судне, идущем под красным флагом, объехать вокруг света. Промелькнуть красной птицей мимо твердынь злейших врагов России. Заронить надежду в сердца миллионов колониальных рабов. Почувствовать братское пожатие пролетариев всего мира.

И, кроме того, увидеть невиданные страны. Подставить молодое тело палящим лучам тропического солнца. Перекинуться шуткой с зубастой акулой. Сорвать спелые бананы в садах Индии. Подразнить обезьян в лесах Борнео. Улыбнуться священному крокодилу в бассейнах храма Вишну.

Мало этого?

Как тут не волноваться?

Отзвучали последние слова. Виктор, готовивший часовую речь, едва выдавил:

— Прощайте, товарищи… обещаем… мы… одним словом… мы, комсомольцы.

И не надо больше: все поняли то, что осталось недоговоренным; каких еще слов надо, когда все вот в этих двух, простых и ярких:

— Мы, комсомольцы!

Давай, капитан, команду! Отчаливай, судно! Уплывай, родной берег! Мы, комсомольцы, всегда найдем дорогу назад.

— Ура!

— Ребята! Никак Фоксик!

— Да что ты?

— Ей-ей. Смотри, смотри!

— Так и есть, Фоксик!

Под ногами столпившихся на берегу провожатых заметался песик. Маленький, черно-белый, с обрубленным хвостиком и настороженными ушами. Присел на минуту. Покрутил мордочкой. Потянул носом. И… решительно прыгнул в воду.

Его забыли! Маленькое собачье сердце не могло снести этой обиды. Его забыли.

Разве он не был любимцем всех? Разве он не научился танцевать на задних лапах? Разве не умел он прямо с земли прыгать на плечо Виктора? Разве не делал он свое собачье дело со всем пылом своей собачьей юности?

И вот, его забыли!

Лучше утопиться, чем снести такую обиду. А какая холодная вода!

— Товарищ капитан!

— Ну?

— Прикажите спустить шлюпку.

— В чем дело?

— Там, за бортом.

— Человек?

— Фоксик, товарищ капитан!

Шлюпка через секунду была на воде. Гребли на славу, хвастая своим искусством перед наблюдавшими с берега провожатыми.

Раз-два! Раз-два!

Четко опускались весла на тихую поверхность канала и белыми чайками взмывали кверху.

— Де-ержись, Фоо-оксик.

Фоксик держался. Он яростно работал лапами, фыркал, крутил головой, но плыл, плыл вперед. Расстояние между ним и шлюпкой все уменьшалось.

— Ребята! Доплывет или нет?

— Доплывет.

— Он словно уставать стал?

— И то, устает.