Два силуэта одной картины
Иван Семенович Звездный слыл известным писателем в жанре готического романа. Если в обычном произведении число героев обычно увеличивалось, то в его романах все происходило наоборот. Иногда на последней странице некому было сказать: «Конец».
Иван ходил в издательство за авансом и сейчас возвращался домой. В последнее время его книги продавались плохо, и денег еле хватало на еду. Главред даже посоветовал ему бросить писать и заняться чем-нибудь полезным. «Люди устали от изощренных убийств», — сказал он. Но по старой дружбе аванс все же выдал. Возможно, последний в писательской карьере Звездного Ивана.
Желудок давно требовал внимания, и наш герой решил зайти куда-нибудь перекусить. Как раз по дороге — он шел по улице, заставленной картинами безвестных художников. Здесь хватало забегаловок, в которых можно заморить червячка вином.
И тут он увидел Картину. Именно так, «Картину» с большой буквы. Квадратный холст, вертикально разделенный на две половины. Одна — белая, другая — черная. На черной половине — белый силуэт девушки, на белой — черный силуэт юноши. Друг против друга, в профиль. Они как будто стремились навстречу друг другу, но не могли преодолеть разделяющее их пространство.
Иван подошел к художнику — не слишком опрятному мужчине лет сорока, который сидел на складном стульчике, завернувшись в старое пальто и казалось, не обращал на окружающую действительность никакого внимания. Писателю пришлось толкнуть сидящего, чтобы он обратил на него внимание.
— Желаете что-то купить? — невнятно, будто спросонья, спросил художник.
— Да, — ответил Иван Семенович. — Вот эту Картину. — Он указал на два черно-белых силуэта.
— Как раз эту продать не могу, — поморщился продавец. — В ней есть что-то магическое — она привлекает покупателей.
— Вы нарисуете лучше.
— Я не уверен, что смогу.
Писатель посмотрел на испитое, серое лицо художника и все понял. «Возможно, и со мной такое произойдет», — подумал он. Потом нащупал в кармане аванс и продолжил с удвоенной энергией:
— У меня тоже давно не было вдохновения. Пишу всякую чернуху по накатанной… — он вздохнул, вспомнив, что дома хоть шаром покати. — Вот проходил мимо, увидел ваш шедевр, решил, что не все потерянно, если кто-то способен нарисовать такое. Я отдам за нее все деньги.
И он вытащил из кармана пачку денег. Все же его талант, даже уцененный, стоил немало. В глазах художника появился огонек. Он покопался в заляпанной коробке и извлек бутылку с вином, аккуратно закрытую куском холста. Откуда-то появился мутный стакан, который был предложен Ивану. Писатель хлебнул и удивился хорошему вину. Собутыльник сделал большой глоток прямо из горла.
— Денег мне давно не платят, — пояснил пьяница. — Клиенты отдают вином. Приносили бы дешевле, что ли, да больше… Ладно. — Он задумался, переводя взгляд с Картины на писателя. — Я вижу, тебе она нужна. Отдам в хорошие руки.
Он снял холст с подставки, завернул в обрывки бумаги и подал покупателю. Затем добавил к ней подсохшую булку и бутылку с остатками вина:
— Ты ведь без денег остался?
— Спасибо.
Домой Иван пошел пешком. Не было денег на транспорт и нужно было собраться с мыслями.
В однокомнатной квартире под самой крышей девятиэтажки Иван Семенович жил один. Когда-то у него была жена, но она устала от звездной болезни супруга. Слава оказалась короткой, последствия — продолжительными. Даже фамилию поменял. Швырял деньги, не считая, женщины, вино…
Картину писатель повесил над рабочим столом. Долго рассматривал. На холсте он видел черту, которая разделяет людей. Но черта эта — искусственная, нами же созданная. В молодости мы нередко видим мир в черно-белом свете и не готовы на компромиссы.
«Напишу грустный роман о любви, — вдруг решился Иван. — Наподобие «Ромео и Джульетты». Двое молодых любят друг друга, но им не дают соединиться. По молодости мир кажется им черно-белым, и они не видят другого выхода, кроме как умереть». Он вынул из стола пачку бумаги, взял старую толстую авторучку и начал писать.
Через пару часов стемнело. Писатель не включал свет. Он вдруг понял, что написанное никуда не годится. Герои появлялись на первой странице, чтобы умереть на десятой, уступив место новым жертвам. А самое главное, он не хотел никого хоронить. А без этого триллер не складывался. В сердцах Иван Семенович швырнул авторучку. Она упала на бумагу, что-то крякнуло в ее внутренностях, и на рукописи появилась огромная чернильная клякса. Писатель плюнул от злости, допил вино и отправился на кухню спать — там еще оставалась кушетка. В этой комнате все, кроме стола и стула, уже было продано.
