…шар все же продолжал падать вниз.
— Выбрасывайте! Выбрасывайте еще! — крикнул доктор.
— Бросать больше нечего, — отозвался Кеннеди.
…и одна только мысль осталась: «кранты!» — все ближе подернутое рябью озеро, вот мелькнул вдалеке островок, корзина врезалась в воду, качнулась, — может, удержится на плаву?! — но сверху придавила тяжелая оболочка шара, и — всё…
Надрывно кашляя, Леха захлопнул книгу. Ненавижу воду, билось в голове, ненавижу… еще инспектор, зараза, сидит, ухмыляется…
— Вы не имеете права, — выдавил наконец. — Я не обязан подыхать над каждой книгой…
— У автора все остались живы, — сообщил инспектор. — Ты выйди из активного режима и читай. Просто читай. Поскладывай буковки, вспомни первый класс.
— У вас есть ещё что-нибудь?
— Комиксов не держим. А нормальную книгу ты в активном режиме не пройдешь.
— Это почему?
— Почему? Да потому, что ты трус. И эгоист. Ты читаешь одни комиксы и умеешь только драться и убивать. Трах, бах, два ствола… и когда-нибудь, Леша Петров, ты убьешь по-настоящему. Легко и просто. И тогда будут 15 лет, а не 15 суток. Если не научишься читать другое и жить по-другому.
— Ну, вот и учите, — буркнул Леха. — Чему меня научит этот воздушный шар? Вы бы еще про каменный век мне книжку подсунули.
— Для тебя каменный век в самый раз. Ты сам, Петров, как из каменного века, тебе до нормального парня еще расти и расти. Иди, Петров, читай. Завтра дам другую. Про твои любимые звездные бойни, посмотрим, каким ты в ней будешь. — И кивнул менту в дверях: «уведите».
Камера походила на комнату в общаге: низкая мягкая кровать, стол, стул, санузел с душем. Электрический чайник, треснувшая кружка. Окно смотрит во двор: будка охраны у ворот, клумбы-лавочки-елочки… тоска! 15 суток одиночки — ни компа, ни музыки, только придурок-инспектор и долбаные книги! Классика, етить твою… раньше улицы мели, хоть прикольно было!
Леха швырнул книгу на подоконник, завалился на кровать и уставился в потолок. Не станет он читать! Назло.
Снова началось мяуканье — громче, чем до сих пор.
…Он выругался. Повернулся на другой бок, натянул одеяло на голову. Окно закрыть? Нет, ну его… 35-й этаж все-таки…
— Вы же звездные войны обещали!
— Передумал. Конечно, про войны книг много написано. Хоть космические, хоть доисторические. Но ты уже навоевался в комиксах. Стрелять мастак, а вот спасать — не научился.
— А кого я должен был спасать? Глухой ночью?
— Что, кошек не любишь? Заснуть не мог, но за тем котенком все-таки не полез.
— За каким котенком? — Нет, инспектор — точно псих!
— Ну да, ты ж не читал… там сидел котенок за окном на карнизе. И мяукал. Всю ночь. А утром прыгнул за воробьем — и разбился.
— Да ладно вам, — сейчас он меня погонит воробьев спасать, подумал Леха. — Я вам таких кошаков на любой помойке отловлю, сколько закажете. Что я, должен был вместо него с верхотуры навернуться?
— Высоты боишься? — инспектор подался вперед и уперся в Леху пронзительным взглядом. У Лехи аж мурашки по спине пробежали.
— Н-нет…
— А герой рассказа боялся. Знаешь, несчастный случай в космосе… но за котенком вылез. — Инспектор поглядел на часы. — Так, вышло наше время. Что тебе дать почитать?
— Ничего не надо. У меня еще та книжка не дочитана.
— Как хочешь. До завтра, Петров.
Леха завалился на кровать, уставился в потолок. Ничего интересного на потолке не наблюдалось. Что самое противное — и завтракать (до инспектора), и обедать (после) пришлось в одиночестве. Словом не с кем перекинуться! Ну не издевательство?!
Читать Леха не собирался. Из принципа, назло придурку-инспектору. Ишь, придумал… спасай ему кошечек-собачек!
Но скука Леху доконала. Не вставая, он нашарил на подоконнике книгу, открыл наугад.
…никто не нес вахты, но никто и не сомкнул глаз. Духота была невыносимая. Оставалось всего полпинты воды. Доктор приберегал ее на крайний случай, и было решено не трогать ее до последней возможности…
Леха бросил книгу и схватил чайник. Долго пил, давясь тепловатой водой, не в силах оторваться…
Ну ее на фиг, долбаную книгу с долбаным воздушным шаром! То вода, то пустыня! Черт с ним, с инспектором! Завтра надо взять что-нибудь другое.
…поверьте мне, как ни тяжка моя вина, я тоже много страдала!
— А чувствовали ли вы, что ваш отец умирает вдали от вас? Терзались ли вы мыслью о том, что любимая женщина отдает свою руку вашему сопернику, в то время как вы задыхаетесь на дне пропасти?..
— Нет, — прервала Мерседес, — но я вижу, что тот, кого я любила, готов стать убийцей моего сына!
…Он пожал плечами:
— Что за ерунда! Во-первых, я это… мстю. И если не я его, так он меня. А во-вторых… а, к чертям собачьим, какое «во-вторых», хватит! Я не собираюсь подставляться под пулю сопливого придурка ради красивых глаз чужой жены.
— Тебе не хватает мужского благородства. Великодушия. Хочу тебя, Петров, предупредить — девушки таких не любят.
— Меня любят, — буркнул Леха. Он уже догадывался, к чему клонит инспектор. Подсунул муть с какой-то Мерседес… ну и имечко!
— Ты за что сидишь, Петров?
Ну, точно… да ни за что! Подумаешь, к девчонке приставал. Она, если разобраться, и не против была.
— Видишь ли, Леша — тому, кого девушки любят, не приходится целовать их силой, зажав в углу. Настоящему парню и в голову не придет убегать, когда его девушку лапают пьяные хулиганы. Ты знаешь, что Лида сейчас в больнице?
