Цикл Самые знаменитые расследования Шерлока Холмса (сборник) - читать полностью

«Если учесть, что мистер Шерлок Холмс без устали практиковал свое искусство двадцать три года и что на протяжении семнадцати из них мне было дано сотрудничать с ним и вести записи его дел, станет ясно, что в моем распоряжении есть масса материала. Трудность всегда заключалась не в том, чтобы найти, но в том, чтобы выбрать. Длинный ряд тетрадей за каждый год заполняет длинную полку, множество коробок набито документами – богатейший карьер для исследователя не только преступлений, но и светских и политических скандалов поздней Викторианской эпохи…».

«Мы оба, и Холмс, и я, питали слабость к турецким баням. И, когда в приятной истоме мы покуривали в сушильне, я находил его менее сдержанным и более человечным, чем где-нибудь еще. В верхнем этаже этого заведения на Нортумберленд-авеню есть укромный уголок, где рядом стоят две кушетки, и на них-то мы и лежали 3 сентября 1902 года, когда начинается мой рассказ. Я спросил его, не намечается ли что-либо, и в ответ он высвободил из окутывавших его простынь длинную худую нервную руку и вытащил конверт из внутреннего кармана своего висящего рядом пиджака…».

«Идеи моего друга Ватсона хотя и ограниченны, но необыкновенно прилипчивы. Долгое время он докучал мне требованием самому написать о каком-нибудь моем случае. Быть может, я сам навлек на себя это бедствие, поскольку часто имел основания указывать ему на то, как поверхностны его собственные изложения, и обвинять его в потакании вкусам публики, вместо того чтобы ограничиваться фактами и цифрами. «Сами попробуйте, Холмс!» – парировал он, и вот, взявши в руку перо, я вынужден признать, что материал необходимо подать таким образом, чтобы заинтересовать читателей…».

«Доктору Ватсону было очень приятно вновь оказаться в неприбранной комнате на втором этаже дома по Бейкер-стрит, в комнате, где начиналось так много поразительных приключений. Он оглядывал изъеденный кислотами стол с химикалиями, прислоненный в углу скрипичный футляр, угольный совок, всегда хранивший трубки и табак. Наконец его взгляд остановился на свежей улыбающейся физиономии Билли, юного, но весьма разумного и тактичного мальчика на посылках, чье присутствие чуть-чуть заполнило пропасть одиночества и изолированности, которые обособляли мрачную фигуру великого сыщика…».

«Не думаю, что какое-либо другое из моих приключений с мистером Шерлоком Холмсом начиналось бы столь внезапно или столь драматично, как то, которое я связываю с «Тремя Мансардами». Я не виделся с Холмсом несколько дней и понятия не имел, в какое новое русло была направлена его энергия. В то утро, однако, он был в разговорчивом настроении и только что усадил меня в потертое низкое кресло сбоку от камина, а сам с трубкой во рту опустился в кресло напротив, как появился наш посетитель. Напиши я, что появился разъяренный бык, это выразило бы произошедшее поточнее…».

«Где-то в подвалах банка «Кокс и Ко» на Чаринг-Кроссе покоится видавшая виды помятая жестянка вализа с моим именем «Джон Х. Ватсон Д.М., служ. в Индийской армии» черной краской на крышке. Она набита бумагами, и почти все они – записи, посвященные примечательным проблемам, которыми мистеру Шерлоку Холмсу приходилось заниматься в то или иное время. Некоторые, и отнюдь не наименее интересные, завершились полной неудачей, а потому о них вряд ли стоит рассказывать, поскольку заключительное объяснение отсутствует…».

«Как ни удивительно, но проблема, бесспорно по загадочности и необычности не уступающая самым сложным, с какими мне довелось столкнуться на протяжении моей долгой профессиональной карьеры, не только представилась мне после моего ухода на покой, но и, так сказать, оказалась у самого моего порога. Произошло это после того, как я затворился в моем сассекском домике и всецело отдался той умиротворяющей жизни на лоне природы, о которой я так часто жаждуще думал в долгие годы, проведенные в мрачном сумраке Лондона…».

«– Ну-с, миссис Уоррен, не вижу, что у вас есть особый повод беспокоиться, и не понимаю, с какой стати я, чье время имеет некоторую ценность, должен вмешиваться в это дело. Право же, мне есть чем заняться.Так сказал Шерлок Холмс и вернулся к толстой тетради, в которой размещал и индексировал сведения о своих недавних делах.Однако квартирная хозяйка была с избытком наделена упорством и хитростью, свойственными ее полу, и твердо стояла на своем…».

«Миссис Хадсон, квартирная хозяйка Холмса, была многострадальной женщиной. Не только ее квартиру на втором этаже во все часы дня и ночи наводняли странные, а частенько и весьма темные субъекты, но и ее замечательный жилец вел такую эксцентричную и беспорядочную жизнь, что ее терпение, несомненно, подвергалось тяжким испытаниям…».

«Запечатлевая время от времени кое-какие любопытные случаи и интересные воспоминания, касающиеся моей долгой и тесной дружбы с мистером Шерлоком Холмсом, я постоянно сталкиваюсь с трудностями из-за его отвращения к газетной шумихе. Его мрачный и саркастичный дух всегда чурался всеобщей хвалы, и после успешного завершения дела его особенно забавляло предоставить разоблачение преступника какому-нибудь официальному блюстителю закона и с насмешливой улыбкой следить за восторженными поздравлениями не по тому адресу…».

«Женитьба лорда Саймона и ее странный конец уже давно перестали вызывать интерес в высоких сферах, где вращается злополучный новобрачный. Новые скандалы затмили этот, и их более пикантные подробности вытеснили из памяти сплетников драму четырехлетней давности. Однако у меня есть основания полагать, что далеко не все факты известны широкой публике, а поскольку мой друг Шерлок Холмс внес значительную лепту в раскрытие произошедшего, я чувствую, что воспоминания о нем останутся неполными без рассказа об этом примечательном эпизоде…».

«– Человек, любящий свое искусство ради искусства, – заметил Шерлок Холмс, отбрасывая «Дейли телеграф», развернутую на странице личных объявлений, – часто находит наибольшее удовольствие в наиболее незначительном и пустяковом поводе для его применения. Мне приятно заметить, Ватсон, что вы согласны с этой истиной, и в записях наших дел, которые вы столь любезно ведете, и приходится признать, порой их приукрашивая, предпочтение вы отдаете не столько многим знаменитым делам и сенсационным процессам, к которым я бывал причастен, но главным образом тем случаям, по сути, возможно, вполне тривиальным, но предлагавшим больше простора для дедукции и логического синтеза, составляющих мою особую специальность…».

«Для Шерлока Холмса она всегда Та женщина. Я редко слышал, чтобы он упоминал ее как-то иначе. В его глазах она затмевает и повергает в прах весь свой пол. Нет, не то чтобы он испытывал к Ирен Адлер чувство, сходное с любовью. Все эмоции, а эта особенно, были неприемлемы для его холодного, точного и превосходно уравновешенного интеллекта. Он, как я понимаю, был идеальнейшей логично рассуждающей и наблюдающей машиной, какую только видел мир, но в роли влюбленного он поставил бы себя в фальшивое положение. В разговорах он никогда не касался нежных чувств, разве что с презрительной усмешкой и колкостями.

«– Дорогой мой, – сказал Шерлок Холмс, когда мы удобно расположились у камина в его квартире на Бейкер-стрит, – жизнь куда прихотливее, чем способно нарисовать человеческое воображение. Мы сочли бы странной причудой фантазии то, что всего лишь часть будничного существования…».

«Когда я просматриваю мои пометки и записи о расследованиях, которые Шерлок Холмс вел между тысяча восемьсот восемьдесят вторым и девяностым годом, то оказываюсь перед выбором из такого количества дел, содержащих любопытнейшие и редчайшие черты, что не так-то легко решить, на каких остановиться, а какие отложить. Впрочем, некоторые уже получили известность благодаря газетам, а другие не представили случая моему другу применить свои особые таланты, иллюстрацией которых предназначены служить эти записки…».

«Айза Уитни, брат покойного Илайса Уитни, доктора богословия, ректора Богословского колледжа св. Георгия, был курильщиком опиума. Пристрастие это выработалось у него, насколько я понял, в результате глупой проказы, когда он еще учился в колледже. Прочитав у Де Куинси описание его грез и ощущений, он намешал в табак опия в попытке испытать что-нибудь подобное. Как многие и многие, он обнаружил, что привычку эту приобрести куда проще, чем от нее избавиться, и в течение долгих лет он оставался рабом этого наркотика, вызывая у своих друзей и родных ужас, смешанный с жалостью.

«Из всех проблем, которые мой друг мистер Шерлок Холмс разгадывал за годы нашей дружбы, всего лишь два дела привлекли его внимание благодаря мне – большой палец мистера Хэзерли и безумие полковника Уорбертона. Из них второе вроде бы предлагало более широкое поле возможностей для проницательного и тонкого наблюдателя, однако первое началось столь странно и подробности его столь драматичны, что, пожалуй, оно более достойно опубликования, пусть даже оно предоставило моему другу меньше возможностей для применения тех дедуктивных методов, с помощью которых он получал столь поразительные результаты…».

«Я полагал, что «Приключение в Эбби-Грейндж» будет последним из расследований моего друга мистера Шерлока Холмса, о котором я поведаю публике. Это мое решение объяснялось не отсутствием материала для рассказа – у меня имеются заметки о сотнях дел, про которые я ни разу даже не упоминал, – и отнюдь не угасанием интереса со стороны моих читателей к поразительной личности и уникальным методам этого необыкновенного человека. Истинная причина заключалась в нежелании мистера Холмса, чтобы публикации о его триумфах продолжались…».

«Весной 1894 года весь Лондон был охвачен любопытством, а высший свет – скорбью из-за убийства высокородного Рональда Эйдера при самых необычных и необъяснимых обстоятельствах. Публика уже знала все подробности преступления, которые установило полицейское расследование, но очень многое осталось тогда скрытым, поскольку улики были так неопровержимы, что сочли излишним предавать гласности все факты. И только теперь, по истечении почти десяти лет, мне дано разрешение восполнить недостающие звенья и полностью восстановить эту поразительную цепь событий.

«Июль, последовавший за моей свадьбой, стал достопамятным из-за трех интересных дел, благодаря которым мне выпала привилегия пребывать в обществе Шерлока Холмса и изучать его методы. В моих записях они помечены как «Приключение со вторым пятном», «Приключение с военно-морским договором» и «Приключение с усталым капитаном». К сожалению, первое затрагивает интересы такой важности и касается стольких важнейших фамилий королевства, что предать его гласности нельзя будет еще много лет. Однако ни одно из дел, которыми когда-либо занимался Холмс, не продемонстрировало с такой полнотой значимость его аналитического метода и не произвело столь глубокого впечатления на соприкоснувшихся с ним…».

«С тяжким сердцем берусь я за перо, чтобы записать эти последние слова, в каких последний раз воздам должное особым дарованиям, отличавшим моего друга мистера Шерлока Холмса. Беспорядочно и, как я глубоко ощущаю, совершенно неадекватно я старался дать некоторое представление о необычайных случаях, с какими мне довелось сталкиваться в его обществе, начиная с абсолютной случайности, которая свела нас в период «Этюда в багровых тонах», вплоть до его вмешательства в «Дело о морском договоре» – вмешательстве, которое, бесспорно, предотвратило серьезные международные осложнения…».

«Публикуя эти короткие очерки о многочисленных расследованиях, к которым, благодаря особым талантам моего друга, мне доводилось быть причастным как слушателю, а затем и как действующему лицу, я, вполне естественно, останавливался на его успехах, опуская неудачи. И не столько ради его репутации – его энергия и находчивость обретали особую силу, когда он терялся в догадках, – но потому что там, где он терпел неудачу, слишком уж часто преуспеть не удавалось никому другому, и история эта навсегда оставалась незавершенной.

«Вскоре после моей женитьбы я приобрел практику в Паддингтоне. Старый мистер Фаркар, у которого я ее купил, был в свое время преуспевающим врачом, но возраст и недуг, сходный с пляской святого Витта, привели к захирению его практики. Люди, и это вполне естественно, придерживаются принципа «врачу, исцелися сам» и не полагаются на целительную силу человека, если собственные лекарства ему не помогают. И по мере того, как силы моего предшественника слабели, число его пациентов все время шло на убыль, и когда я купил его практику, она вместо прежних тысячи двухсот фунтов в год приносила менее трехсот.

«В характере моего друга Шерлока Холмса меня постоянно поражало одно противоречие: хотя в мышлении он был аккуратнейшим и методичнейшим человеком на всем белом свете, и хотя в одежде он соблюдал определенную чинность, личные привычки превращали его в одного из самых неряшливых людей, которые когда-либо доводили до исступления тех, кто делил с ним кров. Не то чтобы в этом отношении я сам был уж таким великим аккуратистом. Тяготы работы в Афганистане вдобавок к природной богемности характера сделали меня более безалаберным, чем подобает врачу…».