Виссарион Григорьевич Белинский - читать полностью все книги

С переводчиком Шекспира А. И. Кронебергом Белинского связывали дружеские отношения с конца 1830-х гг. В данной и в другой, более поздней рецензии, опубликованной в августе в «Литературной газете», Белинский входит в журнальную полемику, развернувшуюся вокруг перевода «Гамлета». Наиболее сильные ответные удары наносятся при этом по О. И. Сенковскому, автору рецензии на «Гамлета» в переводе Кронеберга в «Библиотеке для чтения», и по Н. А. Полевому, чей перевод «Гамлета» Белинский теперь подвергает жестокой критике.

«Мы взяли эту книжку с полною уверенностию, что найдем в ней пошлый вздор, – и приятно обманулись в своем ожидании. Г-н Бурнашев обещает собою хорошего писателя для детей – дай-то бог! Его книжка – истинный клад для детей…».

«Мы не будем говорить о достоинстве этой книжки в литературном отношении; в нем никто не сомневается… Да, народ знает и любит Крылова так же, как Крылов знает и любит народ…».

Рецензия на антологию – одно из выразительных свидетельств тех важных перемен, которые совершались в середине 1840-х гг. в эстетических взглядах Белинского и в конкретных критических оценках им отдельных писателей и литературных направлений. Еще в начале 1840-х гг., положительно характеризуя поэтическое мировоззрение Жан Поля, прихотливо соединившего в своем творчестве черты просветительского, сентименталистского и романтического подхода к действительности, Белинский ставил его в ряд с такими выдающимися писателями, как Шиллер, Гофман, Байрон и др.

«…Второй том «Сказки за сказкой» также не без хороших, как и не без плохих вещей. Из четырех заключающихся в нем повестей нам больше других нравится повесть г. Кукольника «Позументы». Мы уже не раз имели случай замечать, что г. Кукольник мастер писать интересные рассказы из времен Петра Великого. Главные достоинства их – простота, естественность и правдоподобие. Заметно, что он изучал эту эпоху и вник в дух ее…».

«…Да не приводит вас, читатели, в смущение ни безграмотное заглавие этой крохотной книжки, ни таинственные буквы, которые должны означать собою имя ее автора: таинственный автор этих стихотворений есть не кто иной, как известный г. Пуговошников, а безграмотность заглавия нисколько не унижает ни достоинства безграмотных стихотворений, ни таланта г. Пуговошникова: он гений самородный, а грамматика гениям не нужна…».

«…Что касается до нас, то, при всей своей благонамеренности, мы убеждены, во-первых, в том, что целого романа у «преданного сына» нет и не будет, а эти главы сочинены им по случаю насущных потребностей настоящего дня; во-вторых, что и эти главы, для чести русской словесности и русского книгопечатания, должны были бы остаться в портфеле или пойти на кухню для разных домашних потребностей, а не появляться в свет, в котором и без того много разной галиматьи…».

«…Этот песенник есть одна из тысячи проделок книжной спекуляции: тут вы найдете стихотворения Пушкина, Жуковского, Батюшкова, гг. Языкова, Хомякова, Баратынского, русские песни Мерзлякова и Дельвига, старинные чувствительные романсы и песенки, словом всё – даже стихотворения г. Бороздны. Разумеется, всё это искажено, поправлено, переправлено, лишено смысла…».

«…Нам особенно нравятся те драмы г. Полевого, в которых он изображает вельмож и вообще людей высшего тона. Здесь он неподражаем. Смотря на его графинь и баронесс, не скажешь, что они вчера еще были кухарками своих мужей, которые, в свою очередь, только что сошли с запяток; слушая, как рассуждают у г. Полевого герцогини и герцоги, не подумаешь, что ошибся дверью и попал вместо гостиной в лакейскую…».

«…Это новое произведение неутомимого пера Н. А. Полевого есть исторический анекдот, с большим искусством переложенный на разговоры для сцены. Мы прочли его с большим удовольствием и с нетерпением желаем увидеть его на московской сцене, в уверенности, что наше удовольствие тогда будет еще живее…».

«…Что Поль де Кок не только часто шалун, но часто и циник, – это дело известное; что чтение его романов для детей и слишком молодых людей – никуда не годится: против этого также никто спорить не станет. Но кто же будет спорить против того, что у Поль де Кока есть и свои хорошие стороны: доброта сердечная, теплота души, мастерской рассказ, удачные очерки характеров, оригинальность, веселость?…».

«…Есть же люди, которые могут писать такие книжки! Это – не та наивная пошлость, которую мы привыкли видеть в изделиях А. А. Орлова и которая иногда вовсе не оскорбляет, иногда даже срывает улыбку; нет, это пошлость гнилая, отвратительная… В этой пошлости вместе с отсутствием всякого склада и лада, с отсутствием всякого смысла соединяется везде претензия на склад, на лад и на смысл…».

«…Мы все сказали о новом романе г. Зотова: читатели теперь могут иметь о нем самое удовлетворительное понятие, даже и не читавши его; это тем выгоднее для них, что г. Зотов имеет удивительную способность писать слишком плодовито и широко: прочтя одну часть его романа, вы думаете, что прочли целых пять романов. Особенно плодовиты его отступления, в которых он философствует…».

«…Не знаем, право, каковы английский и немецкие водвили, но знаем, что русские решительно ни на что не похожи. Это какие-то космополиты, без отечества и языка, какие-то тени без образа, клетушки и сарайчики (замками грешно их назвать), построенные из ничего на воздухе. В них редко встретите какое-нибудь подобие здравого смысла, об остроте и игре ума и слов лучше и не говорить. Место действия всегда в России, действующие лица помечены русскими именами; но ни русской жизни, ни русского общества, ни русских людей вы тут не узнаете и не увидите…».

«Вот уже третий год, как мы читаем в московских университетских «актах» превосходные речи. В 1836 году мы прочли прекрасную речь г. Щуровского; в 1838 году мы прочли прекрасную речь г. Крылова о римском праве; в нынешнем году мы прочли превосходную статью г. Морошкина «Об «Уложении» и последующем его развитии» и спешим поделиться с нашими читателями доставленным нам ею удовольствием…».

«…Г-н Булгарин сердится на нас за то, что мы Пушкина называем великим поэтом: что делать? – это наше мнение, которое мы имеем полное право выговаривать, и еще тем смелее, что оно утверждено целым народом. Еще раз просим извинения у г. Булгарина в нашей слабости любить и дорожить дарованиями, делающими честь нашему отечеству. Пушкин великий поэт, и поэт русский, русский и по душе и по крови. Мы, впрочем, понимаем, как трудно сойтись нам с г. Булгариным во мнении о Пушкине…».

«Цель этой книжки – познакомить русских с возникающим просвещением родственного нам болгарского племени. Цель похвальная и выполненная отчасти недурно. В книжке есть интересные факты. Просвещение болгар пока еще не отличается слишком большим светом; но друг человечества не может не порадоваться и одному началу благого дела…».

«…Но не перечесть всех героев в романе г. Кукольника. На обрисовку каждого из них автор не пожалел слов, и каждый из них не жалеет слов, чтоб наскучить собою читателю. В романе, как и в самой действительности, могут быть лица случайные и незначительные; но только великие поэты умеют одною чертою, одним словом очеркивать их характеры; обыкновенные таланты оставляют их так, а посредственности заставляют их высказывать себя пустым многословием, которое делает их еще безличнее…».

«…Тяжелый херасковский шестистопный ямб заменил он пятистопным безрифменным; над заветными триединствами наругался безжалостно; вместо греков и римлян древних времен вывел русских XVI века. Но, повторяю, это только костюм, сущность же все та же, старая, классическая, бездушная. Ни страстей, ни характеров, ни стихов, ни интереса – нет ничего этого…».

Подлинной вершиной всего пушкинского цикла являются восьмая и девятая статьи, в которых разбирается «Евгений Онегин». Это до сих пор во многих отношениях – лучшее из всего написанного о романе Пушкина.«Велик подвиг Пушкина, что он первый в своем романе поэтически воспроизвел русское общество того времени и в лице Онегина и Ленского показал его главную, то есть мужскую, сторону; но едва ли не выше подвиг нашего поэта в том, что он первый поэтически воспроизвел, в лице Татьяны, русскую женщину. Мужчина во всех состояниях, во всех слоях русского общества, играет первую роль; но мы не скажем, чтоб женщина играла у нас вторую и низшую роль, потому что она ровно никакой роли не играет.

Статьи писались на протяжении трех с лишним лет. Естественно, что даже при единстве общего замысла точка зрения Белинского на Пушкина с годами изменялась. Белинский двигался к все более глубокой, исторической и социологической трактовке его творчества с позиций демократа 40-х годов. Поразительная широта подхода Белинского к разрешению поставленной темы видна в самом плане статей.В шестой и седьмой статьях Белинский рассматривает поэмы Пушкина, прослеживая постепенное развитие его реализма.

«Несмотря на разность этих двух книжек, из которых одна – альманах, а другая – водевиль, несправедливо названный оперою, – мы соединяем их в одну статью, находя между ими то общее, о котором особенно хочется нам поговорить: обе они писаны на малороссийском наречии. Предстоит важный вопрос: есть ли на свете малороссийский язык, или это только областное наречие? Из решения этого вопроса вытекает другой: может ли существовать малороссийская литература и должны ли наши литераторы из малороссиян писать по-малороссийски?…».

Это первая статья Белинского в отделе критики «Отечественных записок». Статья об «Очерках Бородинского сражения» Ф. Глинки (равно как и о «Бородинской годовщине» Жуковского) вызвала недовольство в передовых общественных и литературных кругах. Впоследствии Белинский указывал, что его статья об «Очерках…» Глинки «верна в своих основаниях» (признание закономерности исторического развития), но ошибочна по выводам, поскольку в ней «должно было бы развить и идею отрицания, как исторического права», то есть показать, что такой общественный порядок, как русское самодержавие, таит в себе элементы своего отрицания, что он – временный, преходящий.

«Не понимаем, что за охота такому почтенному и талантливому писателю, как г. Основьяненко, тратить время и труд на изображение глупцов, подобных Столбикову. Петр Столбиков сам, от своего лица, рассказывает историю своей жизни, и в этом рассказе не всегда бывает верен собственному характеру: из пошлого глупца, идиота, иногда вдруг становится он умным и чувствительным человеком, а потом опять делается глупцом. В поступках он также противоречит самому себе…».